Прививка от наивности
В 2009 году в мой день рождения в прокат вышел фильм «Милые кости», но почему-то до недавнего времени я не подозревала о его существовании, а когда посмотрела, на несколько дней ушла в себя.
Здесь не будет ни рецензии на фильм, ни сопоставления с книгой, ни обсуждения критиков с Rotten Tomatoes. Зато будет моя история. Не бойтесь: этот пост читать вовсе не страшно. Возможно, лишь чуточку противно.
Напомню: в «Милых костях» повествование ведётся от лица погибшей 14-летней девочки – жертвы маньяка-педофила. В интернете гигабайты рассуждений на тему того, что фильм раскрываешь лишь 10% идеи книги, что неправильно показаны «миры», в которых оказывается героиня и т.д. Лично я категорически не согласна лишь с одним моментом – с возрастным ограничением 16+.
Этот фильм – прививка от наивности, а ставить её в 16 лет, на мой взгляд, уже поздно. Я бы начала его показывать детям горааааздо раньше (тем более нет там откровенных «взрослых сцен»).
После просмотра я долго не могла понять, что же меня так зацепило. А потом вспомнила…
В 11 лет часть летних каникул мне пришлось провести в санатории «Варзи-Ятчи». Не помню, сколько я там была – 2 или 3 недели, знаю лишь, что эта поездка превратилось в одно из худших моих воспоминаний. Единственным светлым моментом всего «отдыха» было время после ужина, когда все сваливали на дискотеку, а я покупала себе эскимо «Айсберг» в местном ларьке. Меня держали на бессолевой диете, не допускали (летом!) к водным процедурам; соседки по комнате обижали; на глазах детей отлавливали «на убой» местных собак, а потом мы находили их отрубленные хвосты на территории…
А ещё там был баянист.
Я прекрасно помню его ФИО, но учитывая срок давности описываемых событий, не буду озвучивать. Так и будем его звать – Баянист.
По мнению 11-летней меня ему было за 50, а его основными атрибутами были красное лицо, раскосые глаза, седые волосы, старые застиранные рубашки странных цветов и, разумеется, баян. Мы познакомились на одном из первых мероприятий смены. Все рассказывали о себе, о своих талантах и увлечениях. Я, естественно, выпендриваясь и позиционировала себя как личность творческую и утончённую. Видите ли, музыка типа «Руки вверх» мне не нравится, я, мол, предпочитаю классику, ценю хороший вокал и качественные тексты, а вообще я в музыкальной школе учусь, в хоре пою, на фортепиано играю, музыку сочиняю, стихи пишу. Неудивительно, что моё имя все и сразу запомнили, а дети за одно предали анафеме.
Вскоре я заметила, что Баянист стал тусоваться в фойе нашего корпуса, когда я приходила с процедур. Увидев меня, он восклицал: «Здравствуй, Катенька! Как твои дела?». Короткие ответы его почему-то не устраивали: он то и дело хватался за мою руку, когда я пыталась подняться к себе на этаж, и уговаривал с ним спеть что-то или сыграть дуэтом. Так как отношения мои в лагере не складывались ни с кем, организация развлекательной программы для 50-летнего мужика не входила в список моих желаний и подавно: проблем и так хватало.
Но Баянист не сдавался. Пару дней спустя я уже не могла пройти мимо него в фойе: он вскакивал с дивана, растопыривал конечности и с криками «Катюшенька!» перегораживал мне путь, порываясь обнять. И без того невзлюбившие меня дети ржали во время сего представления, делая моё пребывание в концлагере ещё более убогим. Поэтому я решила стать умнее и начала заходить в свой корпус только с черного входа, минуя Баяниста.
Счастье длилось пару дней, пока о моём «тайном пути» не узнала девчонка из комнаты, выследив меня на «черной лестнице».
На следующий день после всех процедур я, мурлыча себе под нос «Луч солнца золотого», поднималась по спасительным ступенькам, когда поняла, что на лестнице была не одна. Дорогу мне перегородил седой краснолицый мужчина в замызганной рубашке цвета детских какашек. Я стала пятиться назад.
– Катюшенька, привет! – он начал медленно спускаться.
– Здравствуйте… – ответила я, нащупывая ступеньки снизу.
– Ты что это? Прячешься от меня? – ещё один шаг ко мне.
– Н-н-нет, – ещё один шаг от него.
– А почему несколько дней здесь ходишь? Мне девочки всё рассказали… Ай-ай-ай… Нехорошо обманывать старших.
– Я никого не обманываю. Извините, мне нужно к себе в комнату…
– А я тебя никуда не пущу, пока ты не согласишься со мной сыграть на пианино.
– Я не хочу… Я плохо играю…
– Не может быть!
– Может. У меня чувства ритма нет, и пальцы я неправильно ставлю, – я продолжала ретироваться задом.
– Ну, тогда мне придётся рассказать вожатым, что ты пользуешься этой лестницей. И тебя накажут…
Не знаю, почему в тот момент я приняла эти слова за угрозу. Сейчас я прекрасно понимаю, что за использование открытой пожарной лестницы меня никто не мог наказать. А если и так, разве можно было сделать моё пребывание там ещё хуже? Наверное, я просто растерялась и готова была сделать что угодно, лишь бы этот мерзкий мужик отстал.
– Хорошо… Я покажу вам, как играю на пианино.
– Вот и славно. Приходи завтра в актовый зал перед обедом.
Он, наконец-то, отошел в сторону и позволил мне пройти наверх. Точнее – пробежать.
Этой лестницей я больше не пользовалась.
Не знаю, почему я не нашла предлога не прийти. Не потому, что была очень обязательной. Думаю, мне уже просто хотелось сыграть ему какую-нибудь фугу, чтобы он подавился своей музыкой и оставил меня в покое. Я стеснялась того, что иду играть для престарелого баяниста, но на всякий случай решила предупредить об этом вожатых и соседей по комнате (в их глазах я всё равно уже не могла подняться выше уровня моря).
На расстроенном пианино я сыграла, что умела. Потом спела колыбельную собственного сочинения и завершила «концерт» авторским маршем. Баянист аплодировал и улыбался во весь пародонтит. Я уже было собралась уходить, как он сказал:
– Подожди! Куда ты?
– На обед…
– До обеда еще 15 минут. Сиди. Сейчас играть буду я.
Сидеть я должна была рядом и, судя по всему, обязательно вдыхать запах грязной потной одежды. Он играл, хорошо играл, а я считала минуты и клавиши. Потом он развернул красную физиономию ко мне и спросил:
– А как думаешь, о чём эта музыка?
– Не знаю. Может быть, о весне…? – сказала я первое, что пришло в голову.
– Нет. Она о любви. Она о том, как взрослый восточный мужчина встретил молодую красивую девушку и сразу же полюбил её. А она – его, потому что для любви разница в возрасте ничего не значит. Ты понимаешь, о чём я?
– Не знаю…
– Подумай над этим, Катюша.
Он пристально смотрел на меня, а я – на чёрно-белые клавиши.
– Знаешь, у меня в комнате много пластинок и кассет с хорошей музыкой… Много книг интересных с иллюстрациями. Ты девочка умная, мне кажется, тебе было бы полезно всё это послушать-посмотреть… Хочешь?
Прежде чем я открыла свой рот, в моей голове пронеслась вся жизнь. Всё познанное, изученное и пережитое свелось к одному эпизоду.
Мне было лет пять. Мы с бабулей шли по улице, когда к нам подошёл мужчина с конфеткой, протянул её и сказал: «Девочка, ты такая красивая, возьми конфетку!». Я улыбнулась, потянулась за ней, и вдруг почувствовала, как бабуля резко дернула меня за руку, потом отвела в сторону и очень строго сказала: «Никогда! Никогда! Никогда ничего не бери у незнакомых людей: ни конфеты, ни фрукты, ни игрушки. И ни-ког-да ни-ку-да с ними не ходи! Особенно с мужчинами!».
– Нет. Не хочу. Я хочу на обед.
Так я ушла. К счастью, Баянист от меня практически отстал и почти везде давал пройти. О его существовании я вспомнила за 2 дня до отъезда. Я сидела в лечебном корпусе в очереди на какую-то процедуру. По привычке ушла в себя и очнулась от того, что кто-то обнял меня за плечи.
– Здравствуй, Катенька. Как твои дела? – произнесло красное лицо.
– Здрасьте. Нормально.
– Скоро уезжаешь?
– Да! Послезавтра.
– Так ты ко мне и не пришла. А я ждал…
– …
– Приходи сегодня. Музыку послушаем, книжки почитаем… Знаешь, в каком номере я живу?
– Нет.
– Сказать?
– Нет.
– Приходи, я не обижу.
– У меня дела…
– Ха-ха… дела… – он взял меня за руку, и начал водить влажным большим пальцем по ладони. – Дела… Подумай всё-таки хорошо и приходи.
Я убрала свою руку. Упёрлась взглядом в бледно-голубой кафельный плинтус и молчала. Когда он ушёл, ко мне подсела девочка из другого отряда:
– Он к тебе тоже приставал?
– «Тоже»?
– Ну, он наших девчонок некоторых к себе в комнату звал и за коленки трогал…
– Да???
– Ага! Извращенец старый. – хихикнула она.
– Точно! – посмеялась я.
Я никому об этом не рассказала: мне было неловко и как-то стыдно это обсуждать, особенно со взрослыми. Да и ведь ничего плохого не случилось. По правде говоря, тогда мне было скорее смешно и немного противно. А потом я вообще забыла и про санаторий, и про убитых собак, и про Баяниста.
Но, чем я старше, тем менее смешно и всё более противно мне становится от этих воспоминаний. Точнее – совсем не смешно.
Я ни на кого сейчас не навешиваю ярлыки. Вы это можете сделать и без моей помощи.
Товарищи родители, я не призываю вас закидывать помидорами этот санаторий (может, мне просто не повезло, да и было дело 17 лет назад). Не призываю бояться детских лагерей, а мужчин-педагогов считать латентными педофилами.
Я лишь призываю вас разговаривать со своими детьми на такие неприятные и неудобные темы; доходчиво и обоснованно объяснять, почему с незнакомыми дядями и тётями никуда ходить не нужно; объяснять, что должно насторожить в поведении уже знакомых людей; чётко обозначить, какие слова и прикосновения абсолютно неприемлемы. И, разумеется, рассказать, что в такой ситуации делать. Ну, а если уж совсем не можете подобрать слов, тогда покажите им хотя бы этот фильм: пусть иллюзорный мир разрушит киношный мистер Харви, а не настоящий.
P.S.: А знаете, от чего особенно грустно? От того, что у многих припасены похожие истории. Я прямо уверена.
